Чем помполит отличается от питерского еврея? Проверка заграницей

Молодой я был. Глупый. Ой, какой глупый… Иногда даже приятно вспомнить. Ну, хотя бы о том, как меня в партию принимали. Принимали-принимали, да не приняли.

Потому как встал я на партийном собрании и сказал, что до дверцы мне правильная пролетарская статистика, меня в армии в партию принять не смогли. А там, между прочим, — приказ! Ну, а на гражданке мне такого добра и даром не надо. Зарплату матрос-моторист получает в зависимости от работы, а не от партийного стажа.

Таким коммунистом, как бабуля была, мне — ни-ког-да не стать. А такими, какие они в нонешние времена… В том числе и те, кто нынче тут сидит, а вчера вместе со мною пивом в «Прибое» загружался по самый клотик, так что пивной дух, даже принюхиваться не надо, и сегодня чувствуется… Нет, таким коммунистом, как нынче, не хочется мне что-то.

Лучше, если мои старшие партийные товарищи не возражают, я комсомольцем ещё побуду. До того самого возраста, пока устав позволяет. Не расстанусь с комсомолом. Буду вечно молодым.

Вот так и не стал я коммунистом. Но на зарплате это не сказалось. Даже премию за расчетный месяц так же, как и остальным, начислили. В зависимости от классности. А классность у меня после училища повыше, чем у многих из самых просоленных, обросших ракушечником ветеранов, не один десяток раз огибавших Нордкап.

Но вот помполит меня на карандаш взял. И как только пришли мы в Амстердам… А раньше же по одному на берег — никак. Только «тройкой». И обязательно, чтобы среди этих троих один офицер был. А то, мол, сбежит несознательная матросня и выдаст их главному буржуину нашу самую важную тайну. Вот помполит и записал меня в свою «тройку». Отстоял я вахту, умылся, побрился. Выхожу к трапу вместе с напарником. А тут и помполит подваливает. Мы, как его увидели, так чуть в осадок не выпали…

Нет, оно, конечно, понятно — зима. Декабрь на дворе. И Мурманск нас не хилым морозом провожал. Но тут-то, в Европе… Плюс пять на градуснике. Дождик мелкий моросит. А помполит вырядился. В шубу искусственного меха. Шапку, тоже меховую, напялил.

Так на нас весь Амстердам поглазеть сбежался. Им-то, лопоухим, невдомек, что помполит не просто так вырядился. А показать этим буржуинам, как наша легкая промышленность работает. Мол, мы не только по ракетам впереди планеты всей, но и товаров народного потребления у нас, в стране развитого социализма, завались просто. Но этим-то, голландским чудикам, невдомек всё это. Останавливаются на улицах. Глазеют, некоторые некультурные даже пальцем в нашу сторону тыкают. А одна их газетенка даже прописала, что вот, пришел к нам в порт советский лесовоз, а у них на борту — настоящий, огроменный русский медведь из заповедных северных лесов. И вчера два матроса выводили его на прогулку. Зверь практически ручной, ходит на задних лапах и даже умеет поднимать переднюю, приветствуя прохожих…

Помполит-то наш комплекции немаленькой был.

И ему все эти европейские восторги — по барабану. А меня после той статьи мужики в курилке задолбали просто. Дрессировщик да дрессировщик. Когда, мол, велик помполиту купишь? Если премиальных не хватает, так гляди, мы скинемся, добавим…

Тоже самое и в Роттердаме. Только меховую шапку помполит на кепку сменил. Так ещё хуже получилось. Меня этим великом просто задолбали. Что, мол, жмешься? Неужели премиальных только на кепку хватило?!

Достали, в общем.

И упал я мастеру в ноги. Помилосердствуйте, мол, Христофор Бонифантьич. Не могу я больше с помполитом! Он, конечно, мужик приятный во всех отношениях и политически грамотный, но… Задолбали уже мужики! Спасу никакого от них нет.

Мастер и сжалился. Вошел в положение. И переписал меня в тройку с двумя питерскими евреями. Начальником радиостанции и электромехаником.

Так хуже самого плохого вышло. Они оказались не простыми советскими моряками торгового флота, а прямо настоящими пылесосами, что засасывают в себя всякий совершенно не нужный порядочным бюргерам хлам. Не успели в Гамбурге за проходную порта выйти, эти два моих якобы сотоварища нашли какую-то помойку. И на ней — холодильник. Вот дался им помоечный буржуинский холодильник! Нет, начали его мацать, крутить-вертеть во все стороны:

«О-оо! Холодильник. Гут! Двухкамерный. Зер гут! Похоже… Очень похоже, что рабочий! Вот только стенка сбоку процарапана. Но царапина, хоть глубокая и по длине приличная, — одна всего. Одна! Если этим боком к стене прислонить, так и вообще не видно ничего. Им то, немцам этим придурошным, не нужно, раз на мусорку кинули. Чё добру пропадать?!»

И потащили мы этот холодильник на судно. А он огроменный. В мой рост, если не больше. В общем, пришлось покорячиться… А они — нет чтобы оставить его на верхней палубе и обратно в город, давай прозванивать холодильник. Пока не убедились, что он рабочий, в сторону трапа даже и не глянули. А время-то идет! Мужики уже давно второй бокал немецкого пива осушили, а я… Ни в одном глазу!

Но убедились, наконец-то. Слава богу, рабочий. Снова легли мы курсом на город. Так по пути — другая помойка. А на ней… Уже телевизор. Но тут терпение моё лопнуло. Наплевал я на все эти инструкции и присоединился к другой тройке. Которая, благодаря мне, тут же стала четверкой.

И там на моё счастье нормальный народ оказался. Правильный. Как только к первому гаштету, что у нас прямо по курсу нарисовался, подгребли, так сразу и якорь бросили. Намертво. А эти двое чудиков, начальник радиостанции и электромеханик, только к концу застолья на горизонте показались. Они же ещё и микроволновку где-то в немецких помоечных залежах откопали! А выпили-то всего… По кружечке! И это — настоящего немецкого пива. Как так можно?

Поэтому если вдруг кто спросит меня — чем помполит отличается от питерских евреев? Так я честно и откровенно отвечу: «Да ничем!» Совершенно однотипный по своей внутренней сути народец. Ни украсть, ни покараулить. Ни нажраться от души, ни морду врагам развитого социализма начистить примерно.