Стадный инстинкт: а насколько в стаде ты?

На свете известно три основных человеческих инстинкта: инстинкт самосохранения, инстинкт размножения и инстинкт быть как большинство. На самом деле, количество инстинктов у человека разумного несколько больше, но все они являются производными из первых трех.

Впрочем, и первый, самый основной инстинкт — инстинкт самосохранения, распространяется и на два других, и им одним можно было бы и ограничиться. Он — императивный и всеобъемлющий, и включает в себя и неистребимое устремление к продолжению рода, и постоянную жажду самонасыщения, и быстро овладеваемое искусство мимикрии в мире себе подобных. Страстное желание большинства выделиться из толпы, которое на первый взгляд может показаться парадоксальным в отношении инстинкта быть как все, не выделяться, тем не менее, почти всегда остается в рамках установленной морали и этики, человеком общественным ощущается на уровне подсознания, и поэтому вразрез с инстинктом быть как все не идет.

Например, всем известно, что понятие «Родина» — святое, патриотичное, «правильное». И поэтому любой жаждущий каким-либо образом выделиться из толпы будет двигаться в установленном для него и за него направлении, развивая понятие святости и своей любви к Родине. Вопросы о том, что и такое священное и вроде абсолютное понятие может иметь ряд других аспектов, в том числе далеких от святости и правильности, могут быть заданы, но в целях того же самосохранения, желания быть как все, озвучены вряд ли когда-либо будут. Такое движение в заданном направлении гарантирует успешное продвижение вперед: материальное благосостояние, покой и долгую жизнь.

Приобретенным императивом быть как все, «стадным инстинктом», в разной степени частоты и интенсивности, наделены все мы. Одни послушно идут за явным большинством уже потому, что это большинство — неважно какой статус святости и правильности оно в тот момент носит. Другие идут за большими по числу меньшинствами часто по своим убеждениям и заблуждениям. Третьи примыкают к явному меньшинству — по идейным, этическим и личностным соображениям, но и они, самые принципиальные и отважные, также не желают оставаться в одиночестве. Пускай даже в одиночестве явной правоты, в лучших традициях разума.

Пожалуй, самым ярким недавним примером «стадного инстинкта» является нацистская Германия 30-х годов, когда десятки миллионов немцев, среди которых было большое число людей образованных и неглупых, последовали за сумасшедшим меньшинством. Как такое могло произойти (некоторые ссылаются на массовый гипноз, другие на злой гений Гитлера), понять нетрудно. Не вдаваясь в историко-политические механизмы оболванивания и принуждения народных масс, можно сказать следующее: люди не пожелали подвергать себя опасности диссидентства и послушно, или не очень, примкнули к гарантировавшему жизнь и работу большинству.

«Стадный инстинкт» наблюдается повсеместно в обыденной жизни и не в столь катастрофических пропорциях, как в Германии 30-х годов. Особенно хорошо он заметен на работе, где начальник, босс, хозяин представляет собой власть — большинство в меньшинстве, но все же является «держателем всего пакета акций», а его подчиненные — меньшинство в большинстве. Именно начальник заказывает музыку, ту, которая ему по душе, а мы под нее танцуем. На работе все с явно выраженным «стадным инстинктом» — как на ладони. Начальству они не прекословят, во всем с ним соглашаются, часто откровенно заискивают и лебезят. Даже в тех случаях, когда политика (или иногда попросту самодурство одного человека) идет вразрез с их мнением, видением ситуации, принципами.

Другие мнения свои озвучивают, точку зрения отстаивать не боятся, но в открытую конфронтацию, даже при всей своей правоте, никогда не вступают. Такие держат нос по ветру и в самую критическую минуту деятельность свою сворачивают, заработав себе авторитет. То есть и они, с некоторой неохотой и не без борьбы, на шаг позади плетутся за покорным, никогда не вопрошающим большинством.

Третьи, редкие как белые вороны, имеют смелость и наглость спорить и доказывать, невзирая на ранги и звания. Иногда их мнения ничуть не лучше мнений общепринятых. Часто они — глупцы, по мнению правого большинства. И они чаще других искренне заблуждаются. Но иногда они видят и понимают гораздо больше и дальше, не боятся заявлять во всеуслышание и прямо о том, что, по их мнению, верно, а что нет, имеют некоторые задатки таланта подвижничества. Иногда их инициативы находят применение, ко всеобщему благу. Но чаще их увольняют, объявляют сумасшедшими, сажают в тюрьмы. И если они не законченные глупцы, с точки зрения общепринятой, то мимикрируют и они, чтобы выжить.

Примеры стадности можно наблюдать и в социальных сетях, где слабохарактерные личности, всякий раз подкорректировав свои мнения под превалирующую точку зрения, боясь виртуальной порки, послушно следуют часто за маловменяемым большинством. Примеры массового сумасшествия, в масштабах одного сайта или форума, часто хорошо заметны. Выбрав «правильную» точку зрения тех, кто наиболее авторитетен, часто красноречив, ближе к общественному мнению в реале, такая «овечка» безропотно примыкает к общей отаре и часто вместе с большинством из пяти-десяти человек накидывается на диссидента, истерически повторяя то, что уже до нее было сказано не один раз, часто искренне веря в правильность своего поведения. (Уже поэтому Интернет можно было бы назвать «Интернат», где старички от души пинают зарвавшихся новичков, стараясь загнать их в стадо — стадо своих мнений).

Прочие охотно играют в неформалов и индивидуалистов в виртуале, а в обычной жизни ничем не отличаются от тех, кто шагает дружно со всеми в ногу. Эти не столь глупы и хорошо знают, что можно, а что нельзя. И рискуют только тогда, когда твердо уверены в том, что их не поймают.

Так или иначе, но инстинкт стадности присущ нам всем. Иметь свое, отличное от большинства мнение и отстаивать его даже в виртуале отваживается не каждый. У одних его попросту нет, поскольку с годами выработанная привычка, в лучшем случае, из двух чужих мнений попросту выбирать то, которое ближе и понятнее, становится второй натурой. У других свое мнение есть. Но они им не кичатся, ведут себя скромно. По-нашему, умно. Приберегают его до лучших времен. А между тем на некотором расстоянии, осторожно следуют за толпой.

Третьи — сущие глупцы. На все случаи жизни имеют свое мнение — и часто не такое, как у всех, часто о нем заявляют, от большинства отмежевываются. И, что неприятно для послушного большинства, в их словах и позах смутно проскальзывает что-то умное. Но, к нашему же счастью, глупцов среди нас не так много.